222

В свете вышесказанного, трудно не вспомнить распад советского бюрократического деспотизма. При тоталитарном режиме, где в соответствии с катехизисом, всякая кухарка может править государством, государство вторглось на кухню каждой кухарки. Поддержание государственного управления становилось все более дорогостоящим, организационно и финансово, пока оно вовсе не потеряло смысл. Действовал своеобразный принцип энтропии: чем больше циклов проходила машина, тем более неуклюжей она становилась и тем больше энергии уходило на поддержание ее работы. По мере того, как возврат сокращается, общество, работающее как машина, ломается.

В чем выражается распад по Тейнтеру? Он рассматривает его, прежде всего как социополитический процесс деградации, упрощения, выделяя следующие признаки:

- снижение уровня стратификации и социальной дифференциации;

- уменьшение экономической и профессиональной специализации индивидуумов, групп и территорий;

- децентрализация и деинтеграция экономики и политических элит;

- снижение регламентированности жизни;

- снижение расходов на сопутствующие атрибуты цивилизации: монументальную архитектуру, художественое и литературное творчество и т.п.;

- сокращение информационных потоков между индивидуумами, политическими и экономическими группами, центром и периферией;

- разрушение системы распределения ресурсов;

- уменьшение территории, образующей отдельную политическую единицу.

Тейнтер рассматривает распад в качестве пути, которым общество пытается создать некую видимость преемственности на более низком уровне: что-то вроде заключительной главы в популярном учебнике по бизнесу, в которой описывается процедура банкротства. Цивилизация вынуждена сокращать свои потери и размеры. "Общества разрушаются, когда стресс диктует необходимость некоторых организационных изменений". В ситуации, когда прибавочный продукт продолжает сокращаться (это означает, что компенсация вложенных затрат будет слишком низка), "распад является экономической альтернативой . и, может быть, самым подходящим ответом". В ситуации с Советским Союзом партийное государство было пораженным гангреной членом и его можно было ампутировать, оставив часть иерархической системы нетронутой. Сокращение многих услуг, предоставляемых государством, также обеспечивало некоторые средства для центра (или лучше сказать для возникающих после распада балканизированных центров).

Хотя крушение Советского Союза не является распадом того типа, который описывает Тэйнтер, поверхностные аспекты распада очевидны. Все распадается, хаос принимает угрожающие размеры, существует дефицит продовольствия и других средств для поддержания гражданского общества. Как говорилось в одном из репортажей, "продолжает сокращаться сфера услуг, фабрики останавливаются, зарплата замораживается . Растет беззаконие, начиная от содержания публичных домов и кончая грабежами, старые нормы общественного поведения разрушаются, что выражается в выталкивании стариков из очередей за молоком и собирании милостыни по соседям" (The New York Times, 13.12.91.)

Это, конечно, знакомый "сюжет" любого распада, пишет Тэйнтер, по крайней мере для обыденного сознания, - общественный хаос, беспощадная борьба за скудные ресурсы, необходимые для выживания, пожирание слабых сильными, - но эта драматичекая картина "содержит многие элементы, наличие которых подтверждено в предыдущих распадах". Это беспощадное напоминание, если, конечно, исторические летописи могут кого-то чему-нибудь научить, что распад является в большей степени результатом энтропии, чем той целостности, которой мы можем добиваться. И энтропия вовсе не нежна и не приятна.

В современном мире, конечно, ни одно из национальных государств не может окончательно распасться, как это случалось с древними империями. Мир теперь заполнен пучками противоборствующих мегамашин, и вакуум, вызванный крушением одной власти в любой области, будет заполнен расширением другой. В прошлом, когда мы имели дело с подобного рода структурами, как, например, в случае с Микенской и Майанской империями, противоборствующие цивилизации вынуждены были переживать взаимный распад. Точно так же, как невозможно говорить о построении социализма в одной стране, нельзя говорить и о распаде. Распад цивилизации в том виде, в каком она существует, должен быть глобальным и относительно одновременным.

Тем не менее, какой бы неправдоподобной ни казалась подобная перспектива, заключает Тэйнтер, даже если глобальный индустриализм еще не достиг точки сокращения возвратов, "эта стадия неизбежно наступит . Как бы нам ни хотелось думать о себе как о чем-то особенном в мировой истории, на самом деле, индустриальные общества действуют по тем же самым принципам, которые привели к распаду ранние общества". Сравнятся ли ужасы современного капитализма с тем, что будет потом? События в Восточном блоке предлагают несколько сценариев. Давайте не будем недооценивать способность простых людей открыть новые альтернативы (пусть даже за это придется заплатить большую цену) и найти выход из кризиса. Они еще не сказали своего слова.